(no subject)
Очень долго читала и, наконец, дочитала книгу Юрчака «Это было навсегда, пока не кончилось». Эта книга удивительным образом меняет восприятие прошлого и также немного настоящего, какие-то вопросы у меня хорошо прояснились, на какие-то вещи стала смотреть под другим углом. Юрчак начинает с того, что в оценке советского прошлого надо уходить от бинарных противопоставлений насилие-сопротивление, конформизм-нонконформизм, свобода-несвобода, правда-ложь, не стоит сводить советскую действительность к проявлению государственного насилия или к прославлению социалистического строя. Он вводит понятие авторитетного дискурса и показывает, что у советских людей была возможность существовать вне его, не соглашаясь и в то же время не сопротивляясь. Юрчак называет эту особенность «вненаходимостью». Он рассматривает формы взаимодействия с государством, которые позволяли максимально дистанцироваться от официальной идеологии: люди создавали пространство свободы внутри максимально формализованных ритуалов; находили смысл там, где требовалось только неукоснительное соблюдение формы; умели находить приемлемую форму для неприятных практик и отделять себя от формальных слов и действий. Так он показывает, что в Советском Союзе существовал разрыв между идеологическими высказываниями и идеологической практикой (парадокс Лефора), который в конце концов и привел к крушению советского строя.
Книга оказалась для меня очень личной: я легко нашла признаки вненаходимости у себя, своих родителей и кучи современных явлений. Меня выворачивает наизнанку от авторитетного дискурса, но раньше на уровне ощущений, а тут было круто понять, из чего он складывается, и научиться объяснять словами, от чего именно меня тошнит (однотипные определения, пресуппозиции, номинализации, закавычивание терминов, относящихся к идейным противникам). Еще там развенчаны некоторые мифы (например, о том, что повально глушились западные радиостанции), очень забавно про концепцию «воображаемого Запада». Интересная глава про западную музыку и принципы, по которым ее то разрешали, то запрещали, к ней прилагается список запрещенных песен и мотивы запрета (Блек Сабат – религиозное мракобесие, Пинк Флойд – извращение внешней политики СССР, Кисс – насилие, Тина Тернер – секс). Неожиданно оказалось, что мы многого не понимаем даже в очевидных на первый взгляд советских карикатурах (стандартная карикатура в Крокодиле – здоровенный детина и обслуживающая его старуха-мать, в углу валяется приемник с вытянутой антенной – то есть, детина ловит голоса оттуда). Забавно про советские способы изменения времени: советские граждане умели ускорять время, используя блат для продвижения очередей, например, на квартиру/машину, или создавали особый вид символического свободного времени (привет из фильма «Служебный роман», где на работе занимаются чем угодно, только не работой – цитата: «время, проведенное внутри государственной системы, одновременно оказывалось временем, проведенным за ее пределами»). Отдельное удовольствие – глава про некроэстетику. В ней Юрчак пишет, что вереницу похорон партийных лидеров в конце 70х-начале 80х рассматривали как символ политической стабильности и неизменность режима (анекдот того времени: на Красной площади очередные похороны члена политбюро, человек пытается пройти на трибуну, его останавливает милиционер и просит показать пропуск, получает ответ «у меня абонемент на весь сезон»).
(Идеальная иллюстрация к книге – шахназаровский «Курьер»: Иван, который просто воплощение принципа вненаходимости, дети дипломатов с концепцией воображаемого запада "между прочим, в Париже так никто не носит", герой Меньшова с авторитетным дискурсом)
В общем, книга крутая, потому что меняет взгляд на окружающий мир. И после нее понятно, что, на самом деле, ничего не кончилось, все вернулось и продолжается.. Буду перечитывать.
Книга оказалась для меня очень личной: я легко нашла признаки вненаходимости у себя, своих родителей и кучи современных явлений. Меня выворачивает наизнанку от авторитетного дискурса, но раньше на уровне ощущений, а тут было круто понять, из чего он складывается, и научиться объяснять словами, от чего именно меня тошнит (однотипные определения, пресуппозиции, номинализации, закавычивание терминов, относящихся к идейным противникам). Еще там развенчаны некоторые мифы (например, о том, что повально глушились западные радиостанции), очень забавно про концепцию «воображаемого Запада». Интересная глава про западную музыку и принципы, по которым ее то разрешали, то запрещали, к ней прилагается список запрещенных песен и мотивы запрета (Блек Сабат – религиозное мракобесие, Пинк Флойд – извращение внешней политики СССР, Кисс – насилие, Тина Тернер – секс). Неожиданно оказалось, что мы многого не понимаем даже в очевидных на первый взгляд советских карикатурах (стандартная карикатура в Крокодиле – здоровенный детина и обслуживающая его старуха-мать, в углу валяется приемник с вытянутой антенной – то есть, детина ловит голоса оттуда). Забавно про советские способы изменения времени: советские граждане умели ускорять время, используя блат для продвижения очередей, например, на квартиру/машину, или создавали особый вид символического свободного времени (привет из фильма «Служебный роман», где на работе занимаются чем угодно, только не работой – цитата: «время, проведенное внутри государственной системы, одновременно оказывалось временем, проведенным за ее пределами»). Отдельное удовольствие – глава про некроэстетику. В ней Юрчак пишет, что вереницу похорон партийных лидеров в конце 70х-начале 80х рассматривали как символ политической стабильности и неизменность режима (анекдот того времени: на Красной площади очередные похороны члена политбюро, человек пытается пройти на трибуну, его останавливает милиционер и просит показать пропуск, получает ответ «у меня абонемент на весь сезон»).
(Идеальная иллюстрация к книге – шахназаровский «Курьер»: Иван, который просто воплощение принципа вненаходимости, дети дипломатов с концепцией воображаемого запада "между прочим, в Париже так никто не носит", герой Меньшова с авторитетным дискурсом)
В общем, книга крутая, потому что меняет взгляд на окружающий мир. И после нее понятно, что, на самом деле, ничего не кончилось, все вернулось и продолжается.. Буду перечитывать.